Данная статья посвящена роли М.А. Усманова в деле возрождения школы вос-
токоведения при Казанском государственном университете. Главным утверждением
автора является то, что концепция востоковедения М.А. Усманова соответствовала
западной идее ориенталистики как исследованиям в области филологии и исто-
рии. Ученый рассматривал арабский и персидский языки в качестве необходимых
инструментов для расширения сферы научных изысканий, посвященных истории
татар. Коллекция рукописей, состоящая из документов, привезенных М.А. Усма-
новым из регулярных археографических экспедиций по татарским деревням и се-
лам, должна была стать материальной базой для ориенталистики в КГУ, как в свое
время собрания рукописей лежали у истоков востоковедения в царском Петербурге
и Казани в XIX в. Также автор статьи утверждает, что для М.А. Усманова востокове-
дение выступало в качестве платформы для установления международных контак-
тов и развития сотрудничества с зарубежными странами (в особенности с Турцией,
США, Венгрией и Германией). В статье также рассматривается история дискуссий,
имевших место в 1950-х и 1960-х гг. в СССР, о природе советского востоковеде-
ния. Изложенный материал позволяет сделать предположение, что деятельность
М.А. Усманова по сохранению восточных рукописей (с 1963 г.), по возрождению
востоковедения в Казани и интернационализации советской науки является прояв-
лением духа хрущевской "оттепели", что было характерно для ученого вплоть до
распада Советского Союза и на протяжении многих лет после.
This contribution discusses M.A. Usmanov's role in the re-establishment of Oriental
studies at Kazan State University. My argument is that Usmanov had a classical Western
concept of Orientology, as philological and historical studies. Arabic and Persian he
considered as necessary instruments to broaden the scope of research into Tatar history. The
manuscripts that Usmanov brought to KGU from his regular archeographic expeditions
into Tatar villages and settlements would serve as the material basis for Oriental studies at
KGU, much as manuscript collections had been at the cradle of Oriental studies in imperial
St. Petersburg and Kazan in the 19th century. But I also argue that Oriental studies were for
Usmanov a major gateway for setting up international contacts and collaboration (esp. withTurkey, the US, Hungary and Germany). The article also discusses Soviet debates about
the nature of Soviet Oriental studies in the 1950s and 1960s, and argues that Usmanov's
strife for Oriental manuscript resources (since 1963), for a revival of Oriental studies in
Kazan, and for internationalization, can be seen as a reflection of the spirit of Khrushchev's
"Thaw" that he maintained all through the rest of the Soviet era and beyond.
